В наших краях побывало немало декабристов. Одни из них, например Кюхельбекер и Якубович, приезжали на Кавказ задолго до Сенатской площади. Другие, такие как Бестужев и Одоевский, оказались здесь уже после сибирской ссылки.
Александр Иванович Одоевский родился в Петербурге в богатой княжеской семье. Получив разностороннее домашнее образование, он зачитывался Вольтером и Руссо, и эти свободолюбивые идеи сыграли в его судьбе роковую роль. В 1821 году Одоевский поступил в Конногвардейский полк и близко сошёлся с заговорщиками. Так юный корнет стал одним из самых молодых участников событий на Сенатской площади.
В ходе подготовки восстания Одоевский вёл себя активно: пламенно выступал на совещаниях тайного общества, агитировал солдат и офицеров. В ночь на 14 декабря он нёс караул в Зимнем дворце и, сменившись, сразу отправился на Сенатскую площадь. Очевидцы видели его размахивающего пистолетом и кричащего: «Ура! Константин!».
После провала мятежа Одоевский пытался укрыться в доме своего дяди, но не тут-то было. Сергей Степанович Ланской был человеком осторожным и рисковать не любил. Он отвёз непутёвого племянника в Зимний дворец и сдал полиции. Декабристу оформили явку с повинной и определили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости.
На следствии Одоевский охотно рассказывал о своих товарищах, но своё поведение оправдывал нервным срывом и бессонной ночью в карауле. Судя по всему, нервный срыв действительно имел место. Вот что писал о нём сокамерник – декабрист Николай Бестужев: «Он бегал, как запертый львёнок в своей клетке, скакал через кровать или стул, говорил громко стихи и пел романсы. Одним словом, творил такие чудеса, от которых у стражей волосы подымались дыбом; что ему ни говорили, как ни стращали – всё напрасно. Он продолжал своё, и кончилось тем, что его оставили…».
Одоевского приговорили к пятнадцати годам каторги, но Николай I сократил этот срок до двенадцати, а потом до восьми лет.
13 июля 1826 года над головой декабриста сломали его шпагу, сожгли мундир и, переодев в лазаретный халат, снова заключили под стражу.
Зимой следующего года Одоевского и ещё нескольких декабристов отправили в Сибирь, и они оказались на Нерчинских рудниках.
В 1837 году по просьбе отца – генерала Ивана Одоевского, Александра отправили рядовым на Кавказ. Он был направлен в Нижегородский драгунский полк, стоявший недалеко от Тифлиса.
«Осенью 1837 года в Ставрополь привезли декабристов Нарышкина, Лорера, Розена, Лихарева и Одоевского, – вспоминал один из современников, отдыхавший на водах. – Несмотря на двенадцать лет Сибири, все они сохранили много жизни, много либерализма и мистически-религиозное направление, свойственное царствованию Александра I. Но из всех весёлостью, открытой физиономией и игривым умом отличался Александр Одоевский. Это был действительно «милый Саша», как его прозвал Лермонтов. Ему было тогда 34 года, но он казался гораздо моложе…»
Спустя какое-то время в Ставрополь приехал Михаил Лермонтов, который тоже был прикомандирован к Нижегородскому полку. Поэты сразу прониклись взаимной симпатией и в Грузию ехали вместе. Их путь лежал через Екатериноградскую – главную станицу горского линейного казачьего полка.
Дорога до Владикавказской крепости, проходившая через особенно враждебные русским земли Малой Кабарды, была самым опасным участком Военно-Грузинской дороги. В лесистых теснинах кабардинцы устраивали засады и нападали на путников. Здесь ездили только с оказией – в сопровождении вооружённых казаков. Одоевский и Лермонтов задержались в станице и несколько дней ночевали на постоялом дворе.
По пути в Тифлис Одоевский сочинил одно из своих лучших стихотворений, которое начинается такими строчками: «Куда несётесь вы, крылатые станицы? / В страну ль, где на горах шумит лавровый лес, / Где реют радостно могучие орлицы/ И тонут в синеве пылающих небес? / И мы – на Юг! Туда, где яхонт неба рдеет/ И где гнездо из роз себе природа вьет, / И нас, и нас далекий путь влечёт…/ Но солнце там души не отогреет/ И свежий мирт чела не обовьёт…».
Нижегородский драгунский полк участвовал в наиболее опасных операциях, и здесь декабрист, что называется, пришёлся ко двору. В сражениях он показал себя настоящим храбрецом, и сослуживцы его любили.
Друг Герцена Николай Огарёв встретил декабриста в Пятигорске. В своих воспоминаниях он писал: «Одоевский был, без сомнения, самый замечательный из декабристов, бывших в то время на Кавказе. Лермонтов писал его с натуры. Да, «этот блеск лазурных глаз, и звонкий детский смех, и речь живую» не забудет никто из знавших его…».
В апреле 1839 года Одоевский был прикомандирован к батальону Тенгинского полка и отправился строить Лазаревский форт. Там он написал одно из своих последних стихотворений, обращённое к возлюбленной, имя которой неизвестно.
Летом в отряде началась эпидемия тропической лихорадки, и Одоевский тяжело заболел. Он умер 15 августа 1839 года.
После его смерти декабрист Александр Беляев писал: «…Я убеждён, что если б собраны были и явлены свету его многие тысячи стихов, то литература наша, конечно, отвела бы ему место рядом с Пушкиным, Лермонтовым и другими первоклассными поэтами».
К сожалению, этого не случилось. Большинство из нас помнят декабриста Александра Одоевского по одной, ставшей хрестоматийной, строке: «Из искры возгорится пламя…» и по стихотворению Лермонтова, посвящённого его памяти: «...Мир сердцу твоему, мой милый Саша! / Покрытое землёй чужих полей, / Пусть тихо спит оно, как дружба наша / В немом кладбище памяти моей!..».
