В этом году исполнилось 155 лет со дня рождения большого русского писателя. Он неоднократно бывал на Кавказе и именно здесь впервые использовал псевдоним. В сентябре 1892 года в тифлисской газете «Кавказ» вышел рассказ Алексея  Пешкова,  подписанный фамилией Горький. 
Незадолго до этого будущий классик соцреализма побывал в наших краях и описал свои впечатления в рассказе «Мой спутник»: «Мы шли по Терской области. Шакро был растрепан и оборван на диво и был чертовски зол, хотя уже не голодал теперь, так как заработка было достаточно… Мы зашли в черкесский аул и подрядились там собирать кукурузу. Проработав два дня среди черкесов… мы решили уйти из аула. Отойдя вёрст десять, Шакро вдруг вытащил из-за пазухи свёрток лезгинской кисеи и с торжеством показал мне, воскликнув:
- Больши нэ надо работать! Продадым — купым всего! Хватыт до Тыфлыса! Панымаишь?
Я был возмущён до бешенства, вырвав кисею, бросил её в сторону и оглянулся назад. Черкесы не шутят».
В 1905 году Горький снова пишет о Кавказе, но уже в более возвышенных и романтичных тонах: «Я так горячо люблю эту прекрасную страну, олицетворение грандиозной красоты и силы, её горы, окрылённые снегами, долины и ущелья, полные весёлого шума быстрых, певучих рек, её красивых, гордых детей».
К выходцам с Кавказа он действительно относился с большим уважением. В январе 1934 года артисты из Кабардино-Балкарии выступали  в Москве, и писатель пригласил их на свою дачу в Горках. По свидетельству участников этой встречи танцы и музыка кабардинцев и балкарцев произвели на него сильное впечатление. Особенно Горькому понравилось выступление Аслангери Аталикова и Мутая Ульбашева, которым было по десять лет. Прощаясь, он сказал, что обязательно напишет книгу о Кабардино-Балкарии, но, к сожалению, сделать этого не успел. Через два года Горький  умер, и причина его смерти до сих пор остаётся тайной за семью печатями. 
Он вообще был человеком-загадкой. Его биография туманна и противоречива. Полна несостыковок, лакун и белых пятен. То ли бродяга, выбившийся в люди, то ли сын управляющего крупной компании, что, согласитесь, совсем не одно и то же.  
Корней Чуковский Горького недолюбливал и обвинял его в двуличии и самопиаре. «Как хотите, - писал он, - а я не верю в его биографию. Сын мастерового? Босяк? Исходил Россию пешком? Не верю! По-моему, Горький - сын консисторского чиновника; он окончил Харьковский университет и теперь состоит - ну хотя бы кандидатом на судебные должности. И до сих пор живёт при родителях, и в восемь часов пьёт чай с молоком и с бутербродами, в час завтракает, а в семь обедает. От спиртных напитков воздерживается: вредно. И такая аккуратная жизнь, натурально, отражается на его творениях. Написав однажды «Песнь о Соколе», он ровненько и симметрично разделил все мироздание на Ужей и Соколов, да так всю жизнь, с монотонной аккуратностью во всех своих драмах, рассказах, повестях -  и действовал в этом направлении». 
А вот что думал по этому поводу нобелевский лауреат Иван Бунин: «Кто знает его биографию достоверно? И почему большевики, провозгласившие его величайшим гением, издающие его несметные писания миллионами экземпляров, до сих пор не дали его биографии? Все повторяют: «босяк, поднялся со дна моря народного...» Но никто не знает довольно знаменательных строк, напечатанных в словаре Брокгауза: «Горький-Пешков Алексей Максимович. Родился в 69-м году, в среде вполне буржуазной: отец - управляющий большой пароходной конторы; мать - дочь богатого купца красильщика...» Дальнейшее - никому в точности не ведомо, основано только на автобиографии Горького, весьма подозрительной, даже по одному своему стилю…».
В нём уживались, казалось бы, взаимоисключающие черты. Романтик, верящий в человека, и скептик,  описывающий «свинцовые мерзости жизни». Сентиментальный старик, плачущий по любому, даже самому незначительному, поводу и бессердечный отец, равнодушно встретивший известие о смерти сына.  Говорят, узнав об этом, он даже бровью не повел и спокойно продолжил разговор на какую-то литературную тему… 
Горький был самым издаваемым писателем в СССР. За годы советской власти тираж его книг составил почти двести пятьдесят миллионов экземпляров. Хотя его отношения с большевиками складывались непросто. Восхищение сменилось разочарованием, и  вскоре после революции писатель эмигрировал за границу. Прожив там какое-то время, Горький вернулся на родину и, надо сказать, неплохо устроился. В стране Советов он жил вольготно и красиво, что называется, на широкую ногу. Коллекционировал антиквариат, дружил с Иосифом Сталиным, много печатался, но при этом позволял себе некоторые вольности. В тридцатых годах ходила шутка, которую якобы придумал сам писатель.  «Все у нас теперь имени Горького. Самолёт «Максим Горький». Пароход «Максим Горький». Парк имени Максима Горького. Да и сама жизнь - максимально горькая». 
По воспоминаниям современников он обладал тонкой самоиронией и хорошим чувством юмора. «Меня теперь везде приглашают и окружают почётом. Был у пионеров, стал почётным пионером. У колхозников – почётным колхозником. Вчера посетил душевнобольных. Видимо, стану почётным сумасшедшим», - говорил он одной из своих знакомых.
Писатели относились к нему по-разному. Лев Толстой, например, говорил о Горьком так:  «Злой, злой. Ходит, высматривает и всё докладывает своему неведомому богу. А бог у него урод».
Есть версия, что Горький продал душу дьяволу. Дескать, без его помощи средний писатель не смог бы добиться таких грандиозных успехов. Нигде и никогда толком не учившийся, он был, пожалуй, самым популярным русским автором и получал баснословные гонорары. Его прижизненная слава превзошла Чехова, Куприна, Гоголя  и Достоевского…  
По словам деда Каширина, бабушка Алёши Пешкова была настоящей ведьмой. Наверное, доля истины в этом есть. Она постоянно рассказывала внуку о своём личном общении с бесами, и происходили эти встречи подозрительно часто. Горький и сам любил помянуть нечистую силу. В его лексиконе черти занимали особое почётное место, и какими они только не были: клетчатыми, драповыми, лиловыми… 
Его современник писатель-эмигрант  Илья Сургучев вспоминал, как в разговоре с Горьким они коснулись темы иконописи.  
- А вы знаете? - сказал Алексей Максимович, - я ведь учился этому ремеслу. Но не пошло: веры не было. А это самое главное в этом деле. Большая комната. Сидят человек двадцать богомазов и пишут иконы… Я был мальчишка бедовый. Подойдёшь к одному-другому и шепнёшь: «Нарисуй ему рожки!». Так меня и прозвали «дьяволёнок». Хозяину это не нравилось, вынул он из кармана сорок копеек и сказал: «Собери своё барахлишко и к вечеру очисть атмосферу». И вот вечером, когда я пришёл к товарищам попрощаться, один из них вынул из стола две маленьких иконки и сказал: «Вот, для тебя специально написал, выбирай». На одной был написан мой ангел Алексей - божий человек, а на другой - дьявол румяный и с рожками… Я выбрал дьявола, из озорства.  «Ну, вот я так и мыслил, -  ответил богомаз, - что ты возлюбишь дьявола. Ты из дьявольской материи создан. И мамаша твоя не иначе, как путешествует на Лысую гору…»