В этом году исполнилось 15 лет со дня смерти поэта и переводчика Лазаря Шерешевского. 

«Дорогой Салих! Должен сказать Вам, над переводами я работал с большим удовлетворением, - писал он нашему земляку – поэту Салиху Гуртуеву. – Стихи Ваши пронизаны искренним и глубоким чувством. Желаю Вам здоровья, сил, вдохновения и удач!» 

Имя Лазаря Вениаминовича Шерешевского неразрывно связано с нашей республикой. Откройте сборник стихов Кайсына Кулиева, Зубера Тхагазитова, Салиха Гуртуева, Ахмата Созаева, Саида Шахмурзаева, Анатолия Бицуева, Сафара Макитова, Магомеда Мокаева, Адама Шогенцукова и вы обязательно  увидите фамилию переводчика - Шерешевский. 

Поэт и переводчик – это особые отношения. Совместное творчество  предполагает единомыслие и тесную  духовную связь, нередко выходящую за границы профессиональных интересов. К местным поэтам Шерешевский относился с большой симпатией и высоко ценил их вклад в мировую литературу. 

Летом 1978 года Лазарь Вениаминович приехал в Нальчик и побывал в гостях у Адама Шогенцукова. Впечатления от этой встречи вылились в небольшой очерк, который начинается так: «В большом строгом кабинете приятная прохлада, хотя за окнами царит раскалённый кавказский полдень и нальчикские тополя, кажется, задремали на сухом солнцепёке. Адам Шогенцуков рассказывает о дорогом для него человеке. Али Шогенцуков! Это имя знают не только в Кабардино-Балкарии.  Страстный просветитель и агитатор, журналист, руководитель республиканской писательской организации, - сколько свершений и событий вместилось в его короткую – чуть более сорока лет – жизнь, трагически оборвавшуюся в фашистском концлагере в суровом 1941 году…». 

 В одном из столичных литературных альманахов выходит поэма Магомета Мокаева «Ожидание» в переводе Лазаря Шерешевского и с его предисловием, в котором он тоже не скупится на похвалы и высокие оценки. Пишет об «особенностях поэтического строя поэта» и «внутренней страстности, скрытой под внешней строгой формой, ярким национальным колоритом, выраженным не в изобилии бытовых примет, а в самом характере мышления».

Шерешевский долго и плодотворно переводил поэзию Кайсына Кулиева и это многолетнее сотрудничество со временем переросло в настоящую мужскую дружбу. Лазарь Вениаминович не раз бывал в гостях у Кайсына Шуваевича и высоко ценил его, как литератора и человека. 

В своей статье «Поэт всегда с людьми», опубликованной уже после смерти балкарского стихотворца, Шерешевский писал: «Кайсын Кулиев был истинным поэтом, поэтом милостью Божьей и силами духа своего народа – небольшого по численности, но богатого традициями, историей, самобытной культурой балкарского народа».

Русская писательница, собиратель фольклора, исследователь культур коренных народов русского Севера и Дальнего Востока Алина Чадаева  хорошо знала их обоих. В своих мемуарах она описывает зиму 1985 года, когда «Кулиев лечился, а вернее сказать, умирал в Кремлёвской больнице в Москве. В войну, высаживаясь с десантом на Крымском перешейке, повредил кость ноги. Через много лет война отозвалась метастазами, незаглушимой, непереносимой болью. Тогда, в больничной палате, ещё были силы мыслить стихами, слушать любимого Шопена… Больной поэт дал Лазарю рукописную «Зимнюю тетрадь» с подстрочником стихов. Ночами Лазарь вынашивал, выхаживал дивный строй строк, окрыляясь трепетным теплом и светом сопредельного вдохновенья. Наша «помощь», о которой Лазарь упоминал в посвящении к трёхтомнику Кулиева, выражалась в том, что мы были первослушателями блистательных переводов. Тогда дом полнился музыкой светлой печали; за строками тихо, прощально звучал Шопен; где-то в горах, в Чегеме, на родине Кайсына, падал снег…»

Далее идут удивительно лиричные и грустные стихи Кайсына Кулиева в переводе Лазаря Шерешевского: «…А пианист играл Шопена,/ Переходя от темы к теме./ Клубился снег, белей, чем пена,/ Студёным вечером в Чегеме./ …Любовь и боль в его напеве/  Слились, как мысль и звук в поэме!/ Белели крыши и деревья,/ Струился снегопад в Чегеме./ …Сидела ты, как в ореоле,/ В мерцанье свеч над зимней темью, –/ И что любовь сильнее боли,/ Я вновь уверовал в Чегеме».

К беде невозможно подготовиться. Несмотря на неутешительный диагноз, смерть Кулиева стала для его друзей настоящим потрясением. Громом среди ясного неба. Трудно было поверить и до конца осознать, что этот весёлый, жизнелюбивый, энергичный  и обаятельный человек навсегда ушел из  мира, которым он так восхищался . 

 «Когда болезнь Кайсына Шуваевича обрела необратимые формы, Элизат увезла мужа в Нальчик,  - пишет Алина Чадаева. - Уезжая, он позвонил по телефону, сказал: «Еду умирать». Как остро, как горько все мы, и прежде всех Лазарь, переживали его смерть. Ведь почва их многолетней дружбы была не только в равноденствии талантов, но и в трагической общности судеб.  Кайсын Кулиев, вернувшись с фронта, не застал своего народа на родине, на Кавказе – по приказу Сталина, всех, от мала до велика, выселили на окраины среднеазиатских республик. Герою войны, поэту, уже стяжавшему известность, по ходатайству Союза писателей, власти разрешили Кулиеву жить в Нальчике. Он отказался, уехал в те края, куда были сосланы его земляки, разделил их ссылку. Так судьба сделала побратимами Кайсына Кулиева и ссыльного Лазаря Шерешевского. Будто реквием обо всех ушедших и тех, любимых, кому предстоит уйти, звучит «сонатой си-бемоль-минор» Шопена написанное болью и горем об утратах стихотворение Лазаря «Желание»: «Как будто можно вопреки судьбе/ Их оживить в стихах или картинах, –/ Неповторимых и невозвратимых/ И не слыхавших плачей по себе!»…

В юности Шерешевский принадлежал к кругу молодых киевских поэтов, в который входили Яков Хелемский, Иван Елагин, Риталий Заславский и Наум Коржавин. Первые поэтические переводы он делал с русского на французский – переводил Александра Блока. Поэт воевал, в 1944 году был арестован и девять лет жил сначала в лагере, а потом в ссылке. Но, даже находясь за Полярным Кругом на полуострове Ямал, Шерешевский переводил ненецких поэтов. 

Вернувшись после смерти Сталина в Москву, он всерьёз занялся переводами. При этом Шерешевский и сам был талантливым поэтом, но при жизни его стихи практически не публиковались. Чтобы понять, почему, достаточно прочесть хотя бы такие строчки: «Посвятив себя страстям нешуточным,/ Хвастают: «Мы кровь разъять сумеем!»/ И меня считают промежуточным,/ Чем-то между русским и евреем./От свирепых воплей круглосуточных/ Становлюсь печальным и усталым./ Я их тоже числю в промежуточных –/ Чем-то между волком и шакалом»…